КОНВЕРГЕНЦИЯ: ПРАВОВОЙ И МЕЖДУНАРОДНО-ПРАВОВОЙ ПОДХОДЫ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ

Сложно не согласиться с утверждением, что вся история человечества – это история слияний и объединений. Подтверждает эту идею тот исторический факт, что 1500 лет до н. э. на планете существовало примерно 600 тыс. автономных образований. В настоящее время число первичных, суверенных субъектов международного права достигает 200. Социальная сущность и природа человека ведут, подталкивают его к таким формам объединений, как группа, семья, общество и даже государство. Именно поэтому политико-правовые конструкции, созданные человеком, взаимодействуют и сближаются, более того, они наделяются характеристиками самого человека. При этом взаимодействие таких конструкций, к которым относятся и правовые системы, в современном мире можно представить как «заимствование государствами правовых институтов, идеалов и образов, результатом которого является нивелирование различий между национальными правовыми системами»[1].

Одни и те же социальные, правовые проблемы «одинаково или в значительной мере сходно решаются во всех развитых правовых системах мира». Это и позволяет говорить о «презумпции идентичности» (presumptio similitudinis) в праве[2].

Созданные человеком правовые регуляторы, взаимодействуя, сближаются, и для определения этих процессов сформировалась «целая гамма понятий и обозначающих их терминов: «правовая аккультурация», «правовая глобализация», «правовая рецепция» и др. Все названные понятия в той или иной степени характеризуют взаимодействие правовых систем, однако всех нюансов различных правовых взаимосвязей они не отражают. Поэтому в научный оборот вливается такое новое понятие, обогащающее теорию взаимодействия правовых систем, как «юридическая (правовая) конвергенция»[3].

Термин «конвергенция» происходит от латинского слова «convergere»[4], что в общем смысле означает «сближение» и «стремление к сближению». «Конвергенция» является полисистемным термином и используется во многих отраслях науки: в математике, экономике, биологии, химии, литературоведении и непосредственно в правовой науке. Определение, данное конвергенции в одном из англоязычных энциклопедических словарей, подчеркивает эту полисистемность, многоплановость и многозначность: конвергенция – это акт, состояние, качество или факт сближения[5].

Интересное определение понятию конвергенции дано в биологии (и насколько оно близко по сути к правовому): это схождение признаков в процессе эволюции неблизкородственных групп организмов, приобретение ими сходного строения в результате существования в сходных условиях и одинаково направленного естественного отбора[6]. В общественных науках конвергенция – это концепция, в соответствии с которой определяющей особенностью современного развития общества является сближение противоположных социально-политических систем[7].

По мнению А. Е. Чучин-Русова, конвергенция, под которой прежде всего понималось сближение различных политических, экономических, социальных, философских и – в более широком смысле – культурных систем, обрела статус концепции (теории) в разгар «холодной войны» между Востоком (странами коммунистического блока) и Западом (странами капиталистического блока)[8]. Появившаяся в годы идеологического противостояния двух общественно-политических систем, эта теория разрабатывалась рядом западных социологов, философов, экономистов и политологов: У. Ростоу, Дж. Гэлбрейтом, Б. Расселом, П. Сорокиным, Я. Тинбергеном и др[9].

Впоследствии на конвергенцию обратили свой научный взор правоведы. В одной из работ С. С. Алексеев пришел к выводу, что сближение – это внешнее проявление преобразующих мир права глубоких процессов, которые могут быть названы правовой конвергенцией. Последняя как бы «собирает вместе», интегрирует, зачастую в специфических, модернизированных формах, достоинства основных мировых юридических систем. Ученый отмечал, что развитие правовых систем идет хотя и с различными вариациями, но все же в одном направлении.

Таким образом, С. С. Алексеев определил правовую конвергенцию как развитие правовых систем в одном направлении, вследствие чего происходят взаимное обогащение права в различных пределах и в конечном счете своеобразная интеграция в праве, при которой соединяются в единые правовые образования, в целостные юридические конструкции преимущества и достижения различных сфер права, разных систем. Именно в результате правовой конвергенции (интеграции) в правовых системах демократически развитых стран появляются черты общности, своего рода «новой однотипности», что и позволяет рассматривать их «вместе», видеть в них «одно целое» и с юридической стороны; при этом в своем единстве они образуют «право цивилизованных народов»[10].

Ю. А. Клочкова предлагает рассматривать конвергенцию как процесс взаимодействия и сближения элементов механизма правового регулирования, принадлежащих различным национальным правовым системам. В ходе конвергенции происходят заметная трансформация национального права, модернизация правотворческого и правоприменительных процессов. По мнению Ю. А. Клочковой, конвергенция права – это в полной мере закономерное явление, имеющее место на самых разных исторических этапах, в разных регионах мира, хотя современная глобализация стимулирует конвергенцию права[11].

С точки зрения А. Ю. Мордовцева, конвергенция права – это поливекторный процесс сближения и взаимопроникновения отдельных компонентов разных национальных правовых систем на основе глобальных социокультурных, политических и экономических факторов, универсальных правовых принципов и стандартов, а также специфики их реализации во внутригосударственных правовых отношениях, результатом которого являются интернационализация и унификация механизма правового регулирования общественных отношений[12].

Фрагментарные упоминания о процессах правовой конвергенции можно встретить в научной литературе, посвященной отдельным отраслям права[13]. Например, О. В. Грачев трактует правовую конвергенцию как результат взаимодействия национального права отдельных государств, выражающийся в сближении, повышении степени их правовой и организационной унификации в сфере таможенной интеграции[14].

Интересен тот факт, что некоторые участники отечественного научного сообщества переносят интерес к международно-правовым аспектам конвергенции в образовательное пространство. Например, на юридическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета С. В. Бахин для «изучения современных проблем униформизма в праве» разработал учебную дисциплину «Международно-правовые проблемы сближения национальных правовых систем»[15].

Наиболее целостно и синтетически к определению термина «правовая конвергенция» подошла О. Д. Третьякова. По ее убеждению, это процесс взаимодействия между элементами внутри системы права, между правом и иными регуляторами отношений в обществе, а также между правовыми системами различных государств, характеризующийся сближением, увеличением количества связей между элементами сближающихся объектов и степенью согласованности воздействия этих элементов на общественные отношения[16].

Семантически правовая конвергенция связана с такими категориями, как «правовая аккультурация» и «правовая рецепция». Аккультурация в самом общем виде есть результат прямых и длительных контактов народов, групп и отдельных людей с другой культурой, приводящих к заметным изменениям в культуре-оригинале. Причем речь здесь идет не о заимствованиях (рецепции), а о целенаправленном изменении внешними силами культуры-оригинала[17].

Н. Рулан определяет правовую аккультурацию как глобальную трансформацию, которой подвергается одна правовая система в результате контакта с другой. Этот процесс предполагает использование различных по природе и силе воздействия средств принуждения[18].

Л. В. Сокольская полагает, что правовая аккультурация есть продолжительный контакт правовых культур различных социумов, использующий в зависимости от исторических условий разнообразные методы и способы воздействия; его необходимым результатом являются изменение первоначальных структур контактируемых культур и формирование единого правового пространства[19].

Сам термин «аккультурация» представляется нам в первую очередь социологическим, культурологическим, нежели правовым. Хотя бесспорно, что «культура» и «право» в самом общем виде – взаимосвязанные категории. Кроме того, аккультурация – это взаимовлияние, но не сближение, чем, по сути, является конвергенция. Последнюю можно рассматривать как более широкую в смысловом плане категорию, включающую в себя аккультурацию. Если придать аккультурации правовой оттенок, то можно утверждать, что она предтеча конвергенции. Нахождение более точных взаимосвязей между аккультурацией и конвергенцией уводит исследование от права в сторону истории и культурологии, поэтому более нет смысла останавливаться на этом вопросе. Что касается рецепции, то многие ученые считают ее разновидностью аккультурации. Фрагментарное заимствование является по своей сути аккультурацией, а глобальное, происходящее в универсальном масштабе – рецепцией[20].

Несмотря на различие научных направлений и процессов, скрывающихся за словом «конвергенция», они имеют одну суть – сближение. Представляется, что термин «конвергенция» в лингвистическом аспекте более научный и благозвучный, нежели термин «сближение», поэтому его применение, по нашему мнению, более оправданно. Кроме того, «сближение» – более субъективная категория, «заточенная» под активную деятельность определенных субъектов (например, о многом говорит устоявшееся словосочетание «сближение законодательства»). Конвергенция в этом плане более объективна и более широка по своему содержанию, она включает в себя множество других аспектов, связанных не только с правосоздающими процессами.

Рассмотрим категорию «конвергенция» через призму международного права. Поскольку речь идет о сближении национальных правовых систем, то логично предположить, что такое сближение будет связано прежде всего с функционированием особых международно-правовых механизмов. Но станет ли конвергенция международно-правовой, даже если она будет использовать международно-правовые методы и формы? В этом смысле у нас нет оснований утверждать о существовании международно-правовой конвергенции. Само по себе международное право нельзя сблизить – оно и так является квинтэссенцией правового опыта государств и оно одно, несмотря на тенденции к фрагментации. Международное право само выступает средством сближения, но не себя, а национальных правовых систем. Мы можем вести речь о существовании конвергенционного эффекта (когда говорим об универсализации международно-правового регулирования, о таких явлениях, как унификация, гармонизация и интеграция в праве), который производит международное право с помощью специфических средств, присущих только ему.

Конвергенция – как глобальный процесс и как правовое явление – вне строгих рамок национального и международного права. Это категория общей теории права. В этом смысле ее можно сравнить с пронизывающим все материальное пространство эфиром, о котором говорят физики. Но у этой категории есть международно-правовые аспекты, связанные с использованием специфических – присущих только международному праву – методов и форм.

В международно-правовом смысле правовая конвергенция – это процесс сближения различных правовых систем и моделей правового регулирования общественных отношений с помощью международно-правовых средств. И хотя «право разных стран сформулировано на разных языках, использует различную технику и создано для общества с весьма различными структурами, нравами, верованиями»^[21], оно постоянно сближается и интегрируется. И это происходит с помощью международного права, его универсализирующего эффекта. В качестве примера можно привести взаимоотношение международного и национального уголовного права в части квалификации транснациональных преступлений, а прецедентное наполнение составов военных преступлений и преступлений против человечности – это яркий пример проявления и реализации процесса конвергенции во внутригосударственном праве[22]. Международное право универсализировало гуманитарные стандарты (образовательные, здравоохранительные и др.), правила пользования морским, космическим пространством. Практика заключения и реализации международных договоров также была универсализирована Венской конвенцией 1969 г.

Правовая конвергенция – это длительный процесс. Такая длительность отчасти обусловлена различиями и противоречиями целей государств, к достижению которых они стремятся в конкретных обстоятельствах, а также сложностью выработки единых (единообразных) норм.

А. Ю. Мордовцев обратил внимание на глубинные исторические корни конвергенционных процессов в праве. По его мнению, начиная с Платона, выстраивались различные философемы, в которых содержание и смысл концепта «правовая конвергенция» рассматривались на интуитивном уровне. В частности, Платон в произведении «Законы» заложил философско-правовые основы интереса последующих европейских мыслителей к проблеме политико-правовой «смешанности», вопросу о природе, объективном или субъективном характере конвергенционных процессов на заре западной цивилизации[23].

Аристотель продвинулся еще дальше в понимании значимости конвергенционных процессов в праве. Его государственно-правовым идеалом, как известно, выступала смешанная модель организации публичной власти. «Государственный строй в его целом является не демократией и не олигархией, но средним между ними – тем, что называется политией… Итак, правильнее суждение тех, кто смешивает несколько видов, потому что тот государственный строй, который состоит в соединении многих видов, действительно является лучшим»[24].

Формирование национальных государств и правовых систем Западной Европы в период разложения Римской империи и много позже было тесно сопряжено с многоплановыми и поливекторными конвергенционными процессами, сближением и синтезом самых разных по своей природе, способам и формам нормообразования правовых систем. Христианство в тот период стало особой духовной основой конвергенционно-аккультуративных государственно-правовых процессов. Правовые нормы и институты самых разных христианских народов начали сближаться, происходил (пусть и медленно) их особый синтез, причем на основе нового для Европы христианского миропонимания и миросозерцания.

Первым же результатом правовой конвергенции в рамках этой социально-духовной (пронизанной библейскими заповедями, представлениями о Страшном суде и нормах христианской этики) парадигмы стала рецепция римского права, институты которого далеко не сразу вытеснили из западного регулятивного пространства феодальные нормы обычного права и нивелировали имеющиеся в эпоху раннего Средневековья стремления построить христианские государства по «апостолическому образцу».

В течение последующих столетий в западноевропейском политико-правовом пространстве шли активные конвергенционные процессы. Однако их результатом так и не стала некая «однородная» юрисдикция, происходило не слияние, а именно сближение разных правовых форм, что не осталось незамеченным исследователями XVIII–XIX вв. Например, Ш. Л. Монтескье создал оригинальное контекстное поле не только для теоретического, но и для практического осмысления процессов правовой конвергенции и дивергенции, а также их результатов. Он отмечал, что «благодаря итальянским ученым право Юстиниана проникло и во Францию, где раньше знали только Кодекс Феодосия, так как законы Юстиниана были составлены уже после водворения варваров в Галлии. Это право встретило некоторое противодействие; тем не менее оно удержалось вопреки отлучениям пап, покровительствовавшим своим канонам. Людовик Святой старался распространить уважение к нему с помощью сделанных по его распоряжению переводов книг Юстиниана…»[25]

Монтескье обратил внимание и со всей очевидностью показал, что функционал конвергенции права (как и политических систем) диалектичен и включает в себя регулятивную, новаторскую, инструментальную (меняет средства осуществления юридической практики), коммуникативную (создает новые нормативно-правовые условия взаимодействия субъектов правоотношений), прогностическую функции; в то же время конвергенционные процессы могут иметь дестабилизирующий и конфликтогенный характер, т. е. негативно влиять на сложившийся в конкретном государстве и обществе механизм поддержания правового порядка и сохранения режима законности.

Г. В. Ф. Гегель очевидно не усматривал в движении, сближении различных национальных правовых систем значимых для создания, например, единого западного правового пространства проявлений. Хотя некоторый конвергенционный правовой аспект он видел в колонизации, основной проблемой которой, по его мнению, была недооценка важности полноценной интеграции правового пространства колоний и метрополий. В частности, он писал: «В новейшее время колониям не предоставлялись такие же права, как населению метрополии; это привело к войнам и в конце концов к самостоятельности колоний, о чем свидетельствует история английских и испанских колоний»[26].

Непосредственно проблема сближения национальных правовых систем с помощью международно-правовых средств привлекала внимание исследователей еще в XIX в., когда началась разработка единых (единообразных) правовых норм, которые после их принятия заинтересованными государствами заменили бы различающиеся положения национального права[27]. На определенном этапе регулирования отдельных отношений рано или поздно возникает необходимость принятия единых правовых норм. Так, в 1968 г. была принята Конвенция о дорожных знаках и сигналах, которую государства подписывали, «признавая, что единообразие дорожных знаков, сигналов и обозначений и разметки дорог в международном плане необходимо для облегчения международного дорожного движения и повышения безопасности на дорогах»[28]. В данном случае мы имеем дело с конвергенцией в виде унификации.

Процессы правовой конвергенции изначально имели преимущественно внутригосударственную и экономическую природу. Правовая конвергенция, несмотря на свою интенсификацию в настоящее время, имеет исторические корни: например, унификация французского права после Французской революции (когда Кодекс Наполеона унифицировал гражданское право Франции, к тому времени разрозненное и состоящее из положений римского права, кутюмов и ордонансов), а также унификация немецкого права после основания Германского рейха в 1871 г.

По мнению Ю. Базедова, в конце второй половины XX в. в доктрине и законодательстве усилились национальные тенденции, характерные для XIX в., когда национальные правовые системы подвергались действию центростремительных сил. В результате стали появляться концепции и принципы, мало совместимые между собой и не отвечающие потребностям развития мирового общения. «В связи с тем, что государство и единство его внутреннего законодательства являются краеугольным камнем дальнейшего развития в области права, уже во второй половине XIX в. пришло четкое понимание необходимости унификации в определенных сферах человеческой деятельности»[29], которые в силу их трансграничной природы не способны эффективно регулироваться только нормами национального права, иногда существенно различающимися. Поэтому неудивительно, что первые международные договоры, перед которыми стояла цель сблизить конкретные сферы национально-правового регулирования, были заключены в сфере интеллектуальной собственности и транспорта более 150 лет назад, в период расцвета «правового национализма». Впоследствии методы конвергенции стали популярны в таких областях правового регулирования, как торговля, защита интеллектуальной собственности, перевозка и транспортная сфера (и это можно проследить на примерах заключения соответствующих договоров, в особенности в рамках Европейского региона).

Со временем международно-правовая конвергенция локализовалась и распространилась на группы взаимосвязанных или соседствующих государств. Это подтверждают такие образования, как Бенилюкс, Северный совет, Европейский союз, Совет Европы, СЭВ и образования в рамках Латиноамериканского экономического сотрудничества. Таким образом, методы конвергенции стали активно использоваться (в противовес государствам) самими международными организациями – межправительственными и даже неправительственными. Это прежде всего Международный институт унификации частного права УНИДРУА, основанный в 1926 г. под эгидой Лиги Наций, Комиссия ООН по праву международной торговли, а также такие более специализированные институты, как Международная организация гражданской авиации, Международная морская организация, Центральное управление международного железнодорожного транспорта. В этот перечень можно включить и Международную торговую палату и многочисленные ассоциации предпринимателей, достигших успеха в разработке стандартных условий и установленных форм контрактов, широко используемых в международной торговле.

Международные организации были и остаются центрами согласования воль и интересов государств. С их помощью международному праву проще оказывать конвергенционный эффект на национальное право. Ведь именно для обеспечения единства в подходах к решению проблем государства и создают международные организации. В этом заключена координационная суть международной правосубъектности организаций, суть, которая в настоящее время в редких случаях трансформируется в наднациональный характер юридической природы международных организаций (яркий пример – правопорядок Европейского союза). Таким образом, мы можем увидеть, как в рамках глобализационных процессов и процессов универсализации международно-правового регулирования конвергенция как правовое явление локализуется и конкретизируется в деятельности именно международных организаций.

В международно-правовом плане конвергенция как процесс, в результате которого происходит ассимиляция различных национальных правовых систем, имеет тысячелетнюю историю. На двух правовых фундаментах, коими являются римское право и обычное право, впоследствии сформировались две правовые семьи, которые легли в основу большинства национальных правовых систем – либо в процессе завоеваний (пример негативной интеграции), либо в процессе позитивной интеграции, в большей степени использующей механизмы правовой унификации. Эти правовые «предки» были продуктами человеческой цивилизации, и географическое расширение сферы их применения стало вопросом необходимости и удобства^[30]. Сегодня всем известны различия между романо-германской и англосаксонской правовыми семьями, в основу которых легли римское право и обычное право. Именно римское право стало родоначальником большинства современных правовых систем, базирующихся на принципах не только кодификации, но и унификации.

Говоря о процессах конвергенции романо-германского и англосаксонского права, М. Н. Марченко предлагает выделять несколько групп факторов, способствующих или, наоборот, препятствующих их сближению. Так, в качестве первичных факторов, содействующих конвергенции романо-германского и англосаксонского права, следует рассматривать «все то общее – в виде однотипной экономики, социальной и политической структуры общества, однотипного государственного механизма, правовой культуры и других им подобных по своему характеру и своей потенциальной направленности компонентов, – что эти правовые семьи объединяет». В качестве первичных факторов, препятствующих сближению романо-германского и англосаксонского права, необходимо выделять все то особенное – в виде исторических и национальных традиций, обычаев, свойственных каждой правовой семье, и других им подобных явлений, институтов и учреждений, – что данные правовые семьи разъединяет. В целом же первичные факторы – это базис, который не только обусловливает сущность, внутреннее строение и содержание каждой из рассматриваемых правовых семей, но и предопределяет характер и тенденции развития отношений между ними, т. е. включает в себя особую эволюционно-функциональную составляющую. Вторичные факторы, естественно, производны от первичных, выражают, а точнее, «отражают заложенный в романо-германской и англосаксонской правовых семьях базисный потенциал, а также тенденции как к их сближению, так и к расхождению. Среди вторичных факторов – элементов, способствующих сближению рассматриваемых правовых семей, – следует выделить прежде всего такие, которые проявляются на региональном уровне взаимосвязи и взаимодействия романо-германского и англосаксонского права»[31].

По большому счету вся романо-германская семья образовалась благодаря унификации как законодательному методу, а англосаксонская – благодаря унификации судебных актов и действий. Именно последний метод выбрали норманны, столкнувшиеся с различными местными обычаями и методами судебного администрирования в Англии.

Переходя от частного – унификации – к общему – конвергенции, отметим, что в основе последней можно выделить два довольно прагматичных обстоятельства:

нахождение государств на примерно одинаковом уровне развития, на примерно равных цивилизационных ступенях. Необходимость и оправданность наличия такого соответствия обусловлены сложностью самого процесса правовой ассимиляции. При этом речь идет не просто о текстовом сходстве правовых регуляторов, но о чем-то большем, что требуется для истинной конвергенции, – об экономических, культурных и иных маркерах. Кроме того, Р. Грейвсон говорит также об эмоциональных и рациональных факторах этого процесса[32];

наличие воли к изменениям внутренней правовой системы государств. Причем воля исходит снизу – с национального уровня, а не сверху – с международного.

Реальным препятствием для процессов международно-правовой конвергенции выступают не несоответствие и различие в национальных правовых системах, но отсутствие желания их ассимилировать. Кроме того, Р. Грейвсон выделяет еще и лингвистическую проблему, которая, по его мнению, на самом деле не является таковой^[33]. Стороны склонны преувеличивать языковые трудности, связанные с аутентичностью международных актов. В действительности это опять же порок воли, а не языка. Воля обусловлена потребностями и интересами, и все международное право – продукт волеизъявления двух или нескольких субъектов.

О. Д. Третьякова дает следующее определение понятия международной юридической конвергенции: «В виде интегративной или синтетической аккультурации – это процесс восприятия национальными правовыми системами общих принципов, норм и стандартов международного права, их экстраполяция либо адаптация и реализация во внутригосударственных отношениях»^[34]. К сожалению, такое понимание не основано на международно-правовом понятийном аппарате. Например, до конца не ясен смысл терминов «восприятие» и «адаптация». И самое главное – автор не разводит три базовые категории: «правовая конвергенция», «национальная конвергенция» и «международно-правовая конвергенция».

Национальная правовая конвергенция, в рамках которой происходит сближение национальных правовых систем без привлечения международно-правовых средств, – это также глобальный процесс, осуществляемый путем аккультурации, под которой понимается перенос элементов одной правовой системы в другую. Ярким примером национальной правовой конвергенции стала деисламизации права Турции, проводимая в начале 1920-х гг. В 1926 г. эта страна заимствовала с небольшими изъятиями нормы гражданского, уголовного, гражданско-процессуального и уголовно-процессуального кодексов стран континентальной Европы, что привело к вступлению Турции в романо-германскую правовую семью. Япония с начала 80-х гг. XIX в. и до начала XX в. заимствовала кодифицированные правовые акты Германии и Франции, что позволило сформировать в этой стране романо-германскую правовую систему.

Очевидно, что О. Д. Третьякова использует термин «правовая конвергенция» в общем смысле, выделяя следующие ее характеристики: 1) тесно связана с правовой глобализацией и правовой аккультурацией, но с ними не совпадает; 2) охватывает относительно длительный исторический период; 3) является результатом «сближения» национального права отдельных государств; 4) включает в себя системно-нормативный и ненормативно-стихийный уровни национального права отдельных государств; 5) в форме правовой аккультурации может развиваться «насильственным путем» («правовая экспансия») и добровольно (рецепция, заимствование); 6) осуществляется в рамках трех направлений: сближение на основе «универсальных» норм; сближение на основе парадигмальных норм; сближение на основе комплементарных норм[35]. По мнению исследователя, правовая конвергенция представляет собой процесс постепенного формирования унифицированных и гармонизированных правовых систем, с чем сложно не согласиться.

Такой подход дает О. Д. Третьяковой основание утверждать, что правовая конвергенция – это процесс и результат взаимодействия национального права отдельных государств, выражающийся в сближении, повышении степени их правовой когерентности на основе принципов глобальности, парадигмальности и комплементарности. Однако такой подход не учитывает международно-правовой природы конвергенции. Ведь национальные правопорядки взаимодействуют не сами по себе, а посредством специальных международно-правовых форм и методов.

С некоторыми оговорками можно согласиться с выделенными О. Д. Третьяковой принципами конвергенции. Например, принцип комплементарности правовых систем предполагает технико-юридическое соответствие механизма действия права структур двух или нескольких правовых систем, благодаря которому возможны образование между ними прямых государственно-правовых связей и осуществление межличностного взаимодействия. В качестве примера правовой комлементарности называют правовое конвергенционное взаимодействие в вопросах выдачи преступников (то, что в одной правовой системе признается преступлением, в другой таковым не является).

Принцип парадигмальности означает, что правовые системы «сближаются» на основе правовой аккультурации, причем чаще всего добровольного типа. Следовательно, правовая аккультурация – это один из способов «сближения» правовых систем, основанный на принципе подобия и следования более совершенным образцам (парадигмам) регулирования общественных отношений. Например, римское частное право является одной из основных парадигм современной и зарубежной цивилистики.

Принцип корреляции выступает как статистическая взаимосвязь двух или нескольких правовых систем или их отдельных элементов. При этом изменение одной правовой системы приводит к систематическому изменению другой. В качестве примера реализации данного принципа в юридических конвергенционных процессах можно назвать естественные права человека, которые носят транссистемный глобальный характер.

Учитывая представленные доктринальные подходы, можно дать следующее определение понятия правовой конвергенции с точки зрения международного права: это процесс сближения национальных правовых систем, связанный с деятельностью правосоздающих субъектов в международном праве, проходящий на универсальном и региональном, многостороннем и двустороннем уровнях с использованием специфичных правовых универсализирующих методов и в разных формах, нацеленный на достижение единства и единообразия правового регулирования.

В научном плане абсолютизировать международно-правовую конвергенцию было бы неправильно, поскольку она может породить негативные тенденции к юридической экспансии, поглощению и выхолащиванию национальных традиций правового регулирования и национальной самобытности правовой культуры, которые не всегда соответствуют национальным реалиям.

Еще в ХХ в. среди некоторых представителей западной правовой и политологической науки получила распространение идея «негативной конвергенции» (Г. Маркузе, Ю. Хабермас и др.), согласно которой различные по своей сути социально-экономические и политико-правовые системы заимствуют друг у друга не столько положительные, сколько отрицательные элементы. Показателен здесь пример концепции мультикультурализма, заложенной в правопорядке ООН и Совета Европы, концепции, которая сегодня дает явные сбои на национальном уровне, поскольку трансформируется туда поспешно и явно без учета национальных особенностей. Однако интересен тот факт, что концепция мультикультурализма доказала свою жизнеспособность в рамках правопорядка СССР, где мультикультурализм был реальностью, а не правовым идеалом.

П. П. Баранов справедливо отмечает, что любая правовая конструкция, которую бездумно переносят на отечественную почву, неотделима от философской, юридической культуры определенного общества. Она часть десятилетиями «притиравшегося» механизма и эффективно работает только в нем. Можно ли собрать идеально функционирующий механизм из деталей, пусть даже превосходно сделанных, но от разных агрегатов? Причем детали эти берутся и соединяются вместе вообще без какого бы то ни было плана, едва ли не интуитивно^[36]. В такие периоды сбоя конвергенции, когда возникают проблемы реализации процессов сближения на международном и национальном уровнях, активизируются процессы фрагментации, чтобы дать возможность провести «работу над ошибками», учесть недостатки предыдущего опыта регулирования, набраться опыта на региональном или более узком уровне.

В любом случае в авангарде конвергенционных правовых процессов находится международное право с его специальными средствами и методами. Конвергенция как правовая категория тесно связана с процессом расширения предмета международного права (круга отношений, им регулируемых), которое осуществляется в настоящее время в двух направлениях: 1) регламентация нормативной системой новых направлений межгосударственного сотрудничества; 2) глубокое проникновение регулирующего воздействия международно-правовых норм в сферу внутригосударственных отношений. В связи с этим наука выделяет множество путей взаимодействия национального и международного права и влияния последнего на правовую систему отдельного государства, в частности его законодательную базу (отсылка, рецепция, трансформация, имплементация, адаптация, легитимация).

Правовая конвергенция тесно переплетается с такими родственными правовыми явлениями, как глобализация, универсализация, фрагментация, наднациональность, суверенитет, интеграция, унификация и гармонизация. Зачастую некоторые ученые проводят аналогии между данными понятиями, размывают границы между ними, хотя их содержание имеет определенные различия.